Вскоре мы вылетели на дорогу, — на ее строительство в свое время ушли три года каторжного труда и сумасшедшие деньги, — по ней и добрались до моста. Это была громоздкая, но весьма добротная конструкция с бревенчатыми сводами, которые порадовали бы глаз корабельного зодчего. Впрочем, вытянувшись на девяносто футов над зияющей пропастью, она могла показаться довольно изящной.

Когда мы прибыли на место, Красный Коршун спрыгнул с коня и принялся за работу при свете факела, который привез с собой и теперь зажег. Первым делом он прикрепил динамит под большими переборками, поддерживавшими ближний конец моста. Затем приспособил к шашкам короткий кусок бикфордова шнура, а мы помогли замаскировать этот хвост, чтобы человека, на долю которого выпадет его поджигать, не выдал огонек, подползающий к заряду.

Это было крайне опасное задание. Во-первых, шнур был слишком короток, подрывника мог настичь ливень каменных обломков, не успей он убежать, а во-вторых, вслед за этими обломками в него могли полететь пули эскорта.

Как это бывает в подобных случаях, стали тянуть жребий. Вождь зажал несколько травинок в огромном кулаке, и первым счастливчиком оказался Каддиган — он вытащил длинный стебель. За ним стали по очереди тянуть другие, пока наконец не остались только вождь и я. Мы стояли напротив и смотрели друг другу в глаза. И внезапно лицо его показалось мне до боли знакомым; определенно я уже где-то видел этого человека. Вероятно, среди команчей, решил я, поскольку судьба не раз сводила меня с этим племенем.

Мы разжали ладони, и моя травинка оказалась на восьмушку дюйма короче, чем у него. Итак, взорвать мост предстояло мне.

Внутри у меня все перевернулось. Но я дал себе клятву, что, какую бы расправу ни учинили потом надо мною бандиты, не стану поджигать шнур, пока не удостоверюсь, что в момент взрыва на мосту не будет ни одного живого существа, будь то человек или лошадь. Что касается самого ограбления, оно меня не беспокоило. Я рассудил, что, если сегодняшнее дело поможет мне впоследствии извлечь сведения, необходимые для поимки Красного Коршуна, или, еще лучше, всадить пулю в его черное сердце, тем самым окажу людям услугу, которая стоит гораздо больше, чем какие-то триста фунтов золота.

Сев на корточки рядом со шнуром, я приготовил россыпь серных спичек. Дело в том, что серные спички зажигаются почти бесшумно, и вдобавок человек, привыкший прикуривать на ветру, умеет пользоваться ими так, что огонек прячется за его согнутыми пальцами.

Ждать долго не пришлось. Едва присев, я услышал вдалеке стук колес и топот конских копыт.

Глава 37

ДИЛИЖАНС НА ДЖЕССАМИ

Отдаленный гул перешел в дребезжание, которое несколько стихло, когда дорога, по которой двигался дилижанс, пошла в гору, а затем снова стало нарастать, когда она вышла на ровный участок. Кто-то подошел ко мне сзади.

— Жаль, что так вышло, старичок, — произнес сочувствующий голос Каддигана. — Я видел твое лицо, когда ты вытянул короткую. Понимаю… Паршивое это дело, отправлять людей в ад, когда они тебя даже не видят!

Он ушел, но надо мной сразу же нависла другая тень, и глубокий, с хрипотцой, бас произнес:

— В нужное время, когда лошади кареты будут у того мертвого дерева, зажжешь шнур, а иначе… — И к моему затылку легонько прикоснулось холодное дуло револьвера.

И что за человек был этот Красный Коршун?! Он ушел, а я остался с таким чувством, будто меня уже нет в живых. Зажег спичку для пробы. Показалось, что ее света хватит, чтобы привлечь внимание целой армии, но, когда поспешно ее затушил, откуда-то из темноты раздалось:

— Хорошо!

Вождь не сводил с меня глаз, следя за каждым моим движением.

Я лежал, распластавшись на земле, и в голове у меня одна за другой рождались нелепые идеи. Сначала я помышлял о том, чтобы вскочить и броситься к гнедому; потом решил пройти к нему небрежной походкой. Нет, это тоже не годилось. Я знал, что не успею не то что добраться до коня, но и сделать двух шагов. К тому же у меня было странное ощущение, что краснокожий читает мои мысли.

Самым диким моим помыслом было перевалиться через край обрыва и быстро сползти, хватаясь за случайные уступы, вниз, где должно было оказаться какое-нибудь укрытие. Однако, придвинувшись к кромке, от которой меня отделяла всего пара футов, увидел под собой ровную, отполированную дождями поверхность скалы, на которой, словно на водной глади, отражались звезды, играя россыпью бликов, нисходящей к самой реке.

Отбросив и этот неудачный вариант, я позволил себе расслабиться, решив, что не стоит изводиться понапрасну, пока не придет время что-либо предпринимать, и все свое внимание приковал к мертвому дереву, на которое указал мне Красный Коршун.

Все деревья в округе были давным-давно вырублены и сплавлены по реке к лесопильному заводу. На их месте стала появляться молодая сосновая поросль, которая едва поднималась над корнями большого черного ствола, обуглившегося от ударов молний. Гигант высился у дороги, напоминая о былом величии леса; его сломанная крона темнела на фоне звездного неба, словно зубчатая башня. И это был ориентир, который выбрал для меня вождь!

Он обладал не только хитростью краснокожего, но и расчетливостью белого человека. Трудно было поверить, что индеец мог соотнести скорость лошадей, несущих дилижанс под гору, со временем, за которое сгорит шнур. Однако от Коршуна можно было всего ожидать!

Внезапно я услышал резкий скрип тормозов. Карета выехала на насыпь и начала спуск; впереди нее раздавался гулкий топот лошадей в упряжи, которые тяжело подавали тело назад, чтобы уменьшить разгон, а еще ближе ко мне звонко зацокали копыта скакунов эскорта.

Еще мгновение, и процессия показалась у моста. У меня замерло сердце. Вместо того чтобы разведывать дорогу, значительно опережая дилижанс, эскорт прижался к нему почти вплотную.

Полагаю, всадники просто устали и потеряли бдительность. Было уже одиннадцать часов, а до Джессами оставалось каких-нибудь восемь миль, причем путь лежал теперь в основном под гору. А кроме того, никто не ждал засады в таком месте. Дорога была широкой и ровной, все кругом было тихо, и охранники, убаюканные мыслью о теплом ночлеге, ждать которого было уже недолго, зазевались, позволили конями замедлить бег.

Но о чем бы они ни думали, куда бы ни смотрели, мне было дано четкое указание поджечь шнур, когда дилижанс поравняется с этим чертовым деревом! И вновь я поклялся нарушить приказ вождя, поскольку дело шло к тому, что в момент взрыва эскорт окажется на середине моста и встретит смерть в водах реки Фулсом, несущихся в пятиста футах подо мной.

Я пережил миг, который был страшнее самой смерти. Но вдруг мне улыбнулась удача. У одного из конвойных была горячая лошадка, у которой еще оставались силы после долгого пути, и теперь она помчалась по склону бодрым галопом. Последовав ее примеру, ускорили бег и остальные. Разрыв между дилижансом и его боевой охраной стал увеличиваться на глазах! Как же я молил Бога, чтобы у коней выросли крылья, а наездники поглубже вонзали шпоры в их бока!

Но увы, они двигались недостаточно быстро, чтобы спастись, потому как первая пара в упряжке уже пронеслась мимо дерева, а я… А я все медлил! Медлил, но обещанная мне пуля тоже заставляла себя ждать!

Во мраке позади меня не было слышно ни шороха. Бандиты затаились и, глядя на меня сквозь темноту горящими глазами волков, ждали моего сигнала, который должен был прозвучать сильнее раскатов грома. Все мои чувства невероятно обострились. Каждая секунда была как час. Я пережил целую вечность, с неописуемой радостью осознавая, что фут за футом всадники удаляются от повозки. Наконец копыта загрохотали прямо над моей головой, а скрип повозки слышался чуть левее. До меня донесся знакомый запах конского пота, и в то же мгновение я прямо-таки спиной ощутил, что Красный Коршун наводит на меня револьвер, готовясь наказать за измену.

Больше терпеть я не мог. Чиркнул спичкой, призвав на помощь все свое умение, приобретенное в те ненастные ночи, когда один в пустыне зажигал драгоценные цигарки, бережно заслоняя их от ветра и дождя. В страхе мне показалось, что звук, с которым серная головка скользнула по моему рукаву, был пронзителен и громок, как сигнал тревоги. Но никто не повернул головы — ни охранники, быстро приближавшиеся к другому берегу, ни возница, сонно чертыхавшийся на ломовиков. В моей ладони, собранной лодочкой, вспыхнуло пламя, я поднес его к концу шнура. Тот загорелся сразу. Огонек медленно пополз к динамиту, оставляя позади красный тлеющий хвост, который был виден, даже несмотря на камни и пучки травы, искусно его прикрывающие.